Почему классику пора переводить «с русского на русский», какие современные авторы привлекут даже самого привередливого подростка и заменят ли электронные развлечения книги – рассуждаем вместе с писательницей и журналисткой проекта Аrzamas Анной Красильщик.
О прошлом в настоящем
– Когда началось Ваше знакомство с художественной литературой?
– Мой дедушка работал в издательстве и страстно любил собирать книги, в том числе детские. Поэтому наш дом был полон книг и, я думаю, у нас было почти все, что выходило в СССР в начале 1980-х.
– Значит, в детстве ходить в библиотеку не было необходимости?
– Не помню такого, чтобы ради художественной литературы нужно было куда-то идти. Но в библиотеке – исторической – я провела много лет по другому поводу. Сначала, в 10 классе, у нас там была ужасно полезная библиографическая практика, а потом, уже в университете, я там целыми днями читала разную научную литературу, писала диплом и диссертацию (последнюю, правда, так и не дописала).
– Есть какие-то особенно любимые и запомнившиеся на долгие года произведения?
– В раннем детстве была такая книжка «Я расту», которая меня зомбировала (если сейчас посмотреть – вроде ничего особенного). Еще была чудесная тоненькая книжка Виктора Пивоварова «Большое и маленькое» – я безумно обрадовалась, обнаружив несколько лет назад на ярмарке Нонфикшен, что ее переиздало издательство «Нигма», на этот раз на толстом картоне. Теперь мы читаем ее с моим сыном. Еще тоже тоненькая книжка «Горшок каши» братьев Гримм с иллюстрациями Конашевича: она казалась совершенно волшебной, даже кашу после этого хотелось съесть. Чуковский, конечно.
Большой частью моего детства были пластинки по книгам – помню их даже больше, чем книги: «Сказки дядюшки Римуса», «Пеппи Длинныйчулок», душераздирающий «Питер Пэн», «Мафин и его веселые друзья» и множество других. Уже позже любимыми были все книги серии «Библиотека приключений», Майн Рид и Купер, как у всех советских детей, Астрид Линдгрен, Даррел (но не рассказы о животных, а чудесная, милая, смешная книга «Говорящий сверток»). И это только из того, что на поверхности.
– Это все домашнее чтение, а как насчет обязательного списка литературы?
– Я не помню никаких списков до 8 класса. Обычно список чтения мне составляла мама. Я ныла, что мне скучно и нечего почитать, и мама немедленно выдавала очередной талмуд, в который я впивалась (правда, пропуская скучные места). В конце 7 класса я поступила в московскую 1567 гимназию, и нам выдали список чтения на лето. Причем он был не от учителя литературы, а от учителя истории. Помню, что в нем был цикл Мориса Дрюона «Проклятые короли», и я на нем совершенно улетела. Это было так же захватывающе, как Дюма.
Чтение по-современному
– «Анну Каренину» из школьной программы давно убрали, на очереди «Война и мир», «Преступление и наказание», «Тихий Дон». Как считаете, действительно ли эта литература – не для детей?
– Писалась эта литература, конечно, не для детей, а для взрослых, что, впрочем, совершенно не значит, что детям противопоказано читать эти книги. Я думаю, что разные большие важные прекрасные книги, в том числе мои любимые: «Анну Каренину» и «Войну и мир», а также чуть менее любимое «Преступление и наказание», важно читать в разном возрасте. Потому что каждый раз это будут как будто новые книги, ты их прочитаешь, увидишь заново, обнаружишь что-то, что до этого вообще не замечал. И совершенно не важно, что школьник не поймет половину: он поймет ровно ту часть истории, которая его заденет, а другую не заметит, но откроет в другой раз, когда он будет студентом или пенсионером или еще кем-нибудь. Если говорить обо мне, то Толстого я перечитывала много раз – а первый раз прочла как раз в школе. И Достоевского тоже. А вот Шолохова я, к своему стыду, не читала и не уверена, что прочту когда-нибудь.
– Сейчас книги совсем другие и о другом, вам так не кажется?
– Мне кажется, что со времен моего детства очень изменился язык: он невероятно упростился, и современным детям гораздо труднее читать текст, состоящий из сложных, длинных предложений с часто незнакомыми словами. Я как-то пыталась Пете вслух прочитать «Тома Сойера» в переводе Чуковского и споткнулась на первой странице: я вдруг увидела, как устарел этот текст, сколько там непонятных слов. Не знаю, права ли я, но мне кажется, было бы здорово перевести какие-то великие книги нашего детства заново, чтобы они стали понятнее современным детям. Может быть, меня бы распнули за такие мысли, но я правда думаю, что лучше упростить и приблизить, чем оставить как есть – и тогда оно вообще не дойдет до потенциального читателя.
В целом же мне нравятся современные детские писатели: шведская писательница Мони Нильсон, которая написала книги про мальчика Цацики, американец Гэрри Шмидт, Ульф Старк, который совсем недавно умер. Прекрасные книги для детей пишет Анна Старобинец, ее «Зверский детектив» – великий. Норвежская писательница Мария Парр – совсем молодая девушка, а ее «Вафельное сердце» уже стало бестселлером. И еще я обожаю тоже норвежские книги Бьерна Рервика – о лисе и поросенке. Они для совсем маленьких детей.
– Литературные интересы Ваших детей совпадают с теми, что были у Вас в том же возрасте?
– Соня (14 лет) и Петя (11 лет) довольно много читали лет до одиннадцати, а сейчас у них немного другие интересы. Что, конечно, довольно обидно – я раньше очень гордилась, что Соня много читает. Но в любом случае интересы у нас, конечно, разные. У меня просто не было книг, которые читали Соня с Петей. Произведения либо еще не были написаны, либо не были переведены. Думаю, что я была бы счастлива в свои 10 лет наткнуться на Кристину Нестлингер. Или на Кэтрин Патерсон. Но, увы, их не было в моем детстве.
А я в 13 лет с удовольствием читала «Войну и мир», а в 10 лет могла залипнуть над томом русских сказок или над любым случайным томом Пушкина. Или просто начать читать подшивки старых журналов на даче. Это не потому что я такая молодец, просто у меня не было других занятий, не было других развлечений: на даче был крошечный черно-белый телевизор, который я иногда брала у бабушки, и все. И телефона не было – никакого. И друзей. Так что у книг не было конкурентов. У Сони с Петей есть айфоны с друзьями внутри, играми, нетфликсом и так далее. Какие уж тут книги…
– Да, бумагу начали вытеснять экраны, а книги в целом – социальные сети, игры, подкасты. Как считаете, не приведет ли это к тому, что в скором времени дети совсем перестанут читать?
– Я об этом тоже много думаю, но кто ж его знает. Может быть, и приведет. А может, и нет. Вот мы с моей подругой и коллегой Аней Шур сделали подкаст про детское чтение «Экспекто патронум». Наша идея была говорить с детьми о книгах понятно и так, чтобы было очевидно – это не какая-то скучная фигня, которую тебя заставляют читать, но источник утешения, друг, помощник, патронус, короче говоря. И, кажется, наша идея сработала: нам приходит много писем, в которых дети пишут, что раньше не читали, а теперь стали нас слушать и читать заодно. И родители то же самое пишут. Это ужасно приятно. Но дело даже не только в этом, а в том что, наверное, читать не перестанут, если найти правильный подход к подаче чтения. Не навязывать, не заставлять, а как-то нежно и хитро действовать.
– Книжная цифровизация – это прорыв или катастрофа?
– Думаю, что бумажная книга – это просто очень красиво, и иногда хочется иметь именно такой вариант – на полку поставить. С другой стороны, электронные книги – это ничем не плохо, а наоборот, хорошо, по-моему. Это же упрощает доступ к книге. Я читаю в основном в приложении «Букмейт» или в киндле – хотя бы потому, что все книги остались в доме родителей, а у нас ничего нет.
– А для автора электронный вариант – это хорошо или плохо?
– Для автора чем больше бумажных экземпляров, тем больше роялти он получит, а электронный вариант, если он не пиратский, приносит крохотные гонорары. Разница только в этом, а так оба варианты хороши – приятно, когда твою книгу читают, а где – это не так уж и важно.
От идеи к результату
– Почему Вы начали писать книги о детях?
– Так случайно получилось. У меня была история с сюжетом. Она была из детства. У меня лежит куча каких-то недописанных текстов, копирующих Хроники Нарнии, детективы о Шерлоке Холмсе и разные другие книги, которые на меня 9–10-летнюю произвели впечатление. Трудно начать и решиться. Страшно, что ничего не получится или что получится плохо, стыдно, скучно. Мне было страшно до моих 34 лет, пока мой муж мне не сказал: «Да не переживай ты так: ну не напишешь ты книгу – подумаешь». Он врач и ему «подумаешь», а мне стало прямо не по себе, и я так разнервничалась, что стала писать «Три четверти». С нее я и начала.
Когда пишу, я, честно говоря, не особо думаю о читателе, я скорее сама с собой разговариваю. Но мне кажется, что хорошая детская книжка должна быть интересна одинаково и взрослым, и детям. Хотелось бы, чтобы и про «Уналашку» можно было так сказать.
– Как считаете, о чем важно говорить в современной литературе?
– Я думаю, что в литературных произведениях важно говорить о том, о чем хочет говорить их автор. Не то чтобы у меня есть установка говорить о современности: просто именно «Уналашка» сложилась из наблюдений за действительностью, за моим сыном Петей, за тем, что я каждый день видела за окном. При этом я очень хотела бы написать что-то вроде исторического романа об истории моей семьи. Если эта книга когда-нибудь будет, она уже будет для взрослых.
31,053 Всего просмотров, 2 просмотров сегодня