И в моей семье есть герои

О моих предках, которые участвовали в военных действиях, родственники ничего
не помнили, а найти самой все никак не получалось. И пусть я о своих родных,
которые жили в том время, ничего не знала, но всегда гордилась тем, что 75 лет
назад они сражались за мирное небо над головой. А в этом году нашла сведения о
своем прадедушке и его братьях, которые участвовали в военных действиях.

Их было трое. Они жили в разных городах, но как только началась война, все ушли на фронт. Двое из них, Пётр и Иван, погибли в Литве в 1944 году с разницей в месяц. Они
пали смертью храбрых.

Третий, Павел Васильевич Котков, был призван на фронт в 194. После ранения, в звании ефрейтора переведен в военно-геологический отряд. Там служили геологи, картографы, географы. Отряд выполнял задания различных военных войск по изучению природных особенностей местности.

В феврале 1945 года их перевели на восточный фронт. Весь состав попал под бомбежку и сведения о моем прадедушке были утеряны. Его жена получила письмо с информацией, что муж без вести пропал. На самом деле, после серьёзного ранения и
лечения в госпитале, принимать участие в боевых действиях он больше не смог. Его перевели на службу в хозяйственную часть. Домой Павел Васильевич вернулся в 1947 году со множеством наград за успехи в военных действиях.

Павел прожил интересную жизнь, воспитал сына и двух дочерей, но война навсегда оставила след в его душе. Моя бабушка Надежда, которая была в то время совсем ребенком, так вспоминает о нем: «Мой отец был очень добрым человеком. О войне говорить не любил, ведь все, кто побывал в этом пекле, были неразговорчивы и
старались не вспоминать то страшное время. Слишком сильная была боль. Война научила отца всегда говорить правду. Пусть даже горькую, но правду».

После долгого изучения архивов, я нашла сведения о его братьях Один из них, Иван, был старшим сержантом и служил помощником в отделении связи. Другой же, Петр, – сапером и погиб в бою. Надежда Павловна, дочь Павла Васильевича, давно искала хоть
какие-то упоминания в выписках о погибших родственниках. И только спустя 75 лет их удалось найти.

«Боже мой, как же я рада! Столько лет я искала хоть какую-то весточку, хотя бы
маленькую зацепку о том, где они, как погибли. Я уже давно потеряла надежду узнать
правду. Не может быть, это случилось!» – со слезами на глазах повторяла она. В тот
момент хотелось самой заплакать. Очень непросто жить долгие годы в раздумьях и догадках о судьбе своих близких, я не представляю, как моя бабушка выдержала.

Мой прадед был очень хорошим человеком. Я бы хотела увидеться с ним, хоть
ненадолго. Только лишь посмотреть в его уставшие глаза и поговорить по душам. Но, к сожалению, это невозможно. Теперь каждый год, видя упоминания о Великом
Празднике Победы, я буду вспоминать его.

Мария Шульженко, 9 класс, школа №113

«Папа, а война… она какая?»

Большинству из нас с детства известны истории о беспощадной Великой Отечественной войне. Егор Иванович Кухтин, заместитель командира отделения 582 стрелкового полка, рассказывал своим детям, внукам и правнукам только о положительных моментах тех дней. Почему он скрыл жестокость уходящей эпохи, рассказала дочь младшего сержанта Алла Репина.

Из воспоминаний маленькой девочки
– Папа, а война… она какая? – спрашивает маленькая почемучка. Пятилетняя Алла уже многое знает: она знакома с отголосками бессмысленных репрессий и затянувшимся голодом. А теперь, повзрослев, она ощутила и страх.
Вместо ответа – горестный вздох, ритмичные поглаживания по детским волосам и взгляд, становящийся все глубже и будто возвращающийся к событиям, после которых вернулись не все. Несмотря на молчание отца, она пытливо заглядывает ему в лицо. Наконец, он сдается: серьезное выражение улетучивается, появляется широкая улыбка и озорной настрой: «А чем там особо займешься-то? Утром в бой, вечером харчи с японцами поделишь, у костра посидишь, да спать!» – одно и то же он повторяет через год, пять, десять.
Никому из трех сыновей и дочери Егор Иванович не захотел говорить о нечеловеческой жестокости или алом от крови снеге. Зато он поведал о людях. В этих рассказах не было плохих: все оказывались «своими» если не по национальности, то по существу.

Чувствовать ценность жизни
Когда началась Великая Отечественная, Егору Кухтину не было и 18 лет. Вплоть до своего совершеннолетия он часто приходил в Панкрушихинский районный военный комиссариат. Несмотря на многочисленные отказы, юный патриот снова и снова просил разрешить ему сражаться за Родину. На фронт бойца призвали в 1942 году. Его борьба закончилась победой над японцами – он возвратился домой в 1946 году, но уже не мальчиком, а мужчиной.
Егор Иванович умер в 83 года. «Отец был деликатным человеком с большим добрым сердцем, – вспоминает Алла, – никогда не позволил бы себе делить людей на «плохих» и «хороших». Думаю, он умел чувствовать ценность не только собственной, но и чужой жизни, поэтому никогда не говорил о том, что приходилось совершать». Не только мы понесли миллионные потери, но и страны-противники. Сражались ведь обычные люди – они также хотели вернуться домой и продолжить мирное сосуществование. Там, где убийство – обычное дело, молодой боец видел лишь бессмысленность пуль.
«Мы с братьями вытягивали из него каждое слово. Бывали лишь редкие случаи, когда папа все-таки решался на развернутые ответы, но даже тогда это было что-то немыслимо доброе и безобидное. Например, он упоминал, как в их стрелковую дивизию на лошадях приехал вражеский отряд с провизией, как они потом ели за общим столом и травили анекдоты», – Алла ласково придерживает верхнюю часть загибающейся старой фотографии. Во время рассказа её голос дрожит, с каждым предложением глаза блестят все больше. Она слегка прищуривается и быстрым движением руки смахивает слезу. В приятных чертах лица сразу виден мягкий отцовский нрав и переданная по наследству гуманность.
«У него было много наград: ордена, медали. Но они его никогда не интересовали, – продолжает женщина, – либо две мои дочери играли с ними в «Героев Советского Союза», либо они просто лежали как ненужные безделушки».

Остаться Человеком
Мое детское сознание четко зафиксировало в памяти образ моего деда – деда Егора. Не было ни дня, когда бы он не надел свой темно-синий костюм или не причесался. Несмотря на свойственное ему озорное баловство, для меня он стал олицетворением серьезности. Я горжусь и восхищаюсь стойкостью его характера. Он добросовестно выполнял свой долг перед Отечеством, оставаясь при этом Человеком.

Анжелика Хмелевская, 1 курс, СПбГУ

«Мы, девчонки, бросались под танки»

Партизанский отряд. Команда из 5 девчонок-разведчиц. Вот они стоят, улыбаются. А на фоне березки молодые качаются. Повезло им, все живы остались. Среди них и моя прабабушка Нина Ряшкина.

Нина родилась в маленькой деревушке под Гомелем на границе России и Беларуси. Прабабушка выросла в большой семье, у нее было несколько сестер и братьев. До войны они жили, как обычные люди: работали в поле, держали хозяйство и занимались рукоделием. Но в июне 1941 года все изменилось. Началась Великая Отечественная война.

Отца прабабушки сразу же забрали на передовую в Брест. Мама начала пропадать на поле, чтобы заработать для семьи хоть немного урожая, ведь все уходило на фронт. А Нина вместе с сестрой следили за младшими и вела хозяйство. Все ближе к селу слышались звуки выстрелов. И мама решила спасать семью, бежать в Сибирь. Но прабабушка не хотела бросать родной дом и пошла в партизанки на Брянщину. Вскоре после переезда родственники узнали, что в деревню вошли фашисты и сожгли селян. У нашей семьи еврейские корни, поэтому прабабушка могла погибнуть.

Война шла уже полгода. Родственники бабы Нины добрались до Кузбасса и больше не видели войны. Прабабушка отправляла маме письма, говорила что все хорошо, скоро немцев выгонят с родной земли. Но позже Нина Авраамовна вспоминала, что не писала правду, тогда фашисты окружили их кольцом, шанса выжить не было.

Ее вместе девчонками-разведчицами отправили на спецзадание: подрыв вражеских танков. Дали пару ручных гранат и винтовки с собой, если отстреливаться придется. Баба Нина говорила, тогда не страшно было в бой идти. Все знали, что за Родину сражаются, за семью. Вот они добрались до дороги, скоро должна немецкая колонна проехать. «Сидим в засаде и вспоминаем, что успели за свои 18 неполных годков сделать. Мамку, братьев, папку, жив он или нет?» – рассказывала Нина Авраамовна.

Стали слышны звуки моторов. Полная готовность, последние напутствия и под танки. Шаг. Бросок. И скорее в кусты. Взрыв. Крики на немецком. Автоматчики вышли. Скоро искать пойдут. «А мы бегом бежим, подальше от колонны. Вроде оторвались, никого не зацепило», – вспоминала бабушка.

Ряшкина Нина прошла всю войну. Письма передавала, важных гостей сопровождала. Говорила, что в рубашке родилась, ни разу ее не зацепило. После войны она переехала к матери в Кемерово, там познакомилась с моим прадедушкой Иваном, который дошел до Берлина. Они оба не любили говорить о сражениях, лишь в 9 мая вспоминали о трудных временах.

У прабабушки накопилась целая стопка благодарственных писем, три медали, удостоверение «Ветеран войны: партизанила на Брянщине». Она создала большую семью – 5 детей, 6 внуков и 8 правнуков. Мы гордимся нашей героиней. Нина Авраамовна стала примером стойкости и любви к Родине.

Справка: Ряшкина Нина Авраамовна, ветеран войны. 25 марта 1923 – 20 февраля 2012 (89 лет).

Валерия Филатова, 7 класс, лицей №73

Я о нем помню

Прадедушка, которого я никогда не знала лично, – большой авторитет для меня. Он не только выжил на страшной войне, хотя ему тогда только исполнилось 18 лет, но и сражался в битве за Сталинград.

Анатолий Никонович Бердыченко родился 23 апреля 1923 года в городе Таганроге Ростовской области. К сожалению, он мало рассказывал про войну, так как не любил вспоминать этот страшный период его жизни. Но мой дедушка Саша, его сын, смог поделиться со мной тем, что слышал из его уст.

В 1941 году Анатолию Никоновичу исполнилось 18 лет, и его призвали в армию. Почти все фотографии, к сожалению, были утрачены, однако дедушка помнит один из снимков. На нем деда Толя в морской форме, так как служил изначально во флотилии. «Я точно не знаю, в какой флотилии служил отец, – объясняет мне дедушка. – В том районе это могла быть Азовская, Донская или Волжская флотилия. По месту призыва (Таганрог) ближе были Азовская или Донская флотилии, но так как потом он оказался в Сталинграде, возможно, это была Волжская флотилия. Однако, ее образовали только в 1942 году».

Несмотря на то, в какой флотилии сначала служил прадедушка, его перевели в Сталинград в составе 3-го батальона 42-го стрелкового полка 13‑й гвардейской стрелковой дивизии под командованием лейтенанта Червякова. Он воевал в мельнице Гергардта, которая находится позади дома Павлова. Эти строения были одним узлом обороны. Сзади обрыв в Волгу, а впереди немцы.

О жестокости боевых действий можно судить по виду мельницы, которую сохранили в Волгограде как памятник архитектуры. Во все окна попадали снаряды, все простреливалось. Прадедушка воевал с противотанковым ружьём, был бронебойщиком. Немцы были со всех сторон, поэтому могли подогнать туда танки. У наших такой возможности не было. При наступлении немцы почти полностью захватили Сталинград, но скинуть наши войска в Волгу у них не получилось.

Не очень хорошо было со снабжением: боеприпасами и питанием, так как переправу через Волгу постоянно обстреливала артиллерия и авиация немцев. Неподалеку от мельницы находилось полуразрушенное здание военторга, который считался ничейной территорией. В его подвалах были склады с продуктами и по ночам с разных сторон в эти склады пробирались наши и немцы для пополнения запасов. Прадедушка говорил, что никто в этом месте стрельбу не открывал, хотя противники прекрасно друг друга слышали. Но однажды немцы вывезли все запасы склада за одну ночь.

Войска на линии фронта находятся не постоянно. По возможности, периодически происходит замена подразделений на свежие, новые, а старые переводятся в тыл для отдыха. Подразделение дедушки Толи также перебросили за Волгу, а через некоторое время вернули уже в другое место, на какой-то завод. Там его и ранил в колено, видимо, снайпер. Он залег и почувствовал, что первая пуля попала в кирпич, который находился рядом с ним, а через некоторое время вторая попала прямо в колено.

Колено было раздроблено и восстановлению не подлежало. Анатолию Никоновичу сделали операцию, наложили гипс и санитарным поездом отправили в среднюю Азию (насколько помнит дедушка, в Самарканд). По пути гипс, который был наложен не очень качественно, скривился и нога у прадедушки срослась согнутой в колене. Естественно, о возвращении на фронт речи не было. Ходить было трудно, он надевал специальную обувь и ходил с палочкой.

«Время, конечно, было страшное, – поделился дедушка Саша. – Однако человек ко всему может приноровиться. Отец говорил, что если бы их не перебросили на другой участок, то его вряд ли ранили бы, так как он знал все укрытия и огневые точки немцев».

После окончания войны и до 1958 года семья Бердыченко жила в Новочеркасске, где родился дедушка Саша, а затем в Таганроге. Прадед работал художником в театрах. В 1958 году он вместе с семьей переехал в Бийск, где год был главным художником театра драмы. Через год они оказались в Барнауле, где деда Толя участвовал в организации театра юного зрителя.

С 1965 года он стал главным художником в Алтайском театре драмы. Его афиши и декорации отличались удачно использованными приемами обобщения, так как прадедушка чувствовал характер драматических произведений и создавал атмосферу пьесы. Несколько эскизов находятся на выставке в ГМИЛИКА. В восьмидесятых годах дедушка Толя переехал в Краснодар, где продолжал работать в областном театре драмы.

Примерно в 1962–1964 годах прадедушке предложили сделать операцию на колено. Помог в этом сосед, который был главным хирургом города. С помощью аппарата и методики Илизарова, которая позволяет выпрямить ногу, дедушка смог ходить без костыля.

Анатолий Никонович Бердыченко был награжден медалью за оборону Сталинграда. К сожалению, при переездах она пропала. Уже в 1985 году его наградили орденом Отечественной войны второй степени, а в 1995 году присвоили звание «Заслуженный деятель искусств Кубани»

Хоть я и не видела своего прадедушку, но для меня он настоящий герой, который пример мужества и отваги. Иногда мне хочется поговорить с ним и узнать его лучше, потому что с детства слышала о том, какой он хороший человек. Но все, что я теперь могу для него сделать, – это сохранить память о герое.

Ольга Бердыченко, 11 класс, гимназия №40

Этот нелегкий тыл...

В исторических книгах, художественных и документальных фильмах в основном рассказывается о том, как воевали выигрывали сражения наши солдаты. Бесспорно их героические подвиги заслуживают самых высоких наград и не должны быть забыты. Но были и те, кто сражался с еще одним страшным врагом – голодом. Труженики тыла обеспечивали фронт всем необходимым: едой, одеждой, оружием, боеприпасами и другим. Вместе с ними работали и дети, в их числе были и мои бабушка и дедушка.

Мои дедушка и бабушка – Александр Дмитриевич и Зинаида Дмитриевна Тепловы – уроженцы села Карпово Алтайского края. Дедушки уже нет в живых, но он успел рассказать нам немного о своем детстве, которое пришлось как раз почти на начало Великой Отечественной войны.

Начало войны

О начале войны дед и его семья узнали от соседей. На улице стали собираться люди. Они плакали и кричали. На следующий день началась отправка на фронт от сельского совета. Провожать приходило все село. Из тех, кого отправили на фронт в первые дни, вернулось домой живыми очень мало. «‎Отец дважды приходил с фронта раненый. Подлечится и снова на поле боя. В конце 1945 года он вернулся. Мы были очень рады, и жить стало гораздо легче»‎, – рассказывал дедушка.

Родственник в плену

У дедушки был дальний родственник, который жил неподалеку, Василий Федотович. Он участвовал во время Первой мировой войны долго находился в плену у немцев. Дедушка вспоминал их встречи и разговоры: «‎Василий Федорович хорошо знал немецкий язык, он говорил нам, как в плену ужасно и оттуда мало кто возвращался живым».

Недетская работа

Во время войны семьям приходилось тяжело: все мужчины, кроме мальчишек, ушли на фронт, а матери работали в колхозе. Поэтому многие заботы перекладывались на детские плечи: «‎Мы ходили за дровами за реку Чарыш. Везли их домой на санках. Приходилось и школу пропускать из-за того, что в доме не было дров. В зимние морозы даже вода в помещении замерзала в ведрах, – рассказывал дедушка. По тем временам у его семьи был большой дом с кухней и горницей и огород больше гектара. Так как мама на работе, Саша справлялся с домашними делами, как мог.

Дефицит во всем

Продуктов не хватало, и это заставляло людей обходиться без нужных вещей или приводило к большим трудностям: «‎‎У нас была еще сестра Мария. Она простудилась и сильно заболела. Фельдшер сказал, что ей сейчас бы медку в чай. Мама взяла стакан и пошла просить у председателя колхоза. Но он ей не дал. Она пришла домой и очень-очень плакала, глядя на больного ребенка. Плакали вместе с мамой и мы. Нам было жалко и маму и Машеньку. И скоро Маши не стало»‎, – рассказывал дед Саша.

Новые соседи

В 1943 году в деревню приехали эвакуированные ленинградцы.

Одну семью поселили в доме дедушки. Мама расположила их в горнице, а сама с семьей ютилась на кухне. Спали на печке и полатях. «‎Жили с квартирантами очень дружно. Ленинградцы были грамотные, культурные люди. Много рассказывали про жизнь в Ленинграде до войны и во время войны»‎, – отмечал дедушка. Он рассказал, что глава семьи Сергей работал в военкомате в районном центре Краснощеково. Жена Валентина работала в колхозе учетчиком тракторной бригады. В Ленинграде у них остался дедушка. Он был профессор. С ними приехала мама Валентины и сын Игорь. Он ходил с моим дедом в школу. Там его приняли очень хорошо и учителя, и учащиеся. «‎Видно было сразу, что он хороший мальчик. Учился на отлично. И за два года учебы окончил четыре класса. Учителя всегда ставили его в пример. Но он не зазнавался, а старался всем помочь. Мы его часто просили рассказать о жизни в городе. Он называл Ленинград любимым местом», – вспоминал Александр Дмитриевич.

Постояльцы сильно волновались за дедушку, который остался в блокадном Ленинграде, и с нетерпением ждали почтальона.

Эвакуированным колхоз выделял немного муки и бабушка из Ленинграда пекла лепешки. «Она каждый раз выносила из своей комнаты нам всем по лепешке. Мы им давали картошку и молоко. Делились они с нами и другими продуктами и даже вещами. В горнице на окнах у них висели очень хорошие занавески, привезенные из города. Мы такие в нашем селе не видели. И когда они уезжали, их оставили нам»‎, – рассказывал дедушка Саша.

Из уст бабушки

Как рассказала моя бабушка Зина, о начале войны она не помнит. «Как рассказывали родители и сестра Анна Дмитриевна, в школе был выпускной вечер и там объявили, что фашисты напали».

Из ее семьи на фронте никто не был. Папу несколько раз забирали, но в призывной пункте признавали негодным к строевой службе по зрению. Позже на него наложили бронь, так как он был механизатором.

«Об окончании войны я узнала в школе. Я тогда училась в первом классе. И учитель нам сказал, что все закончилось Мы долго кричали «Ура!» Эмоции переполняли наши души. Занятия отменили и нас отпустили домой. Мы шли со школы и шумели на улице – Окончилась война!» – поделилась бабушка.

Близкие

Зинаида Дмитриевна рассказала, что она проводила на фронт двух маминых братьев. Один погиб в 1942 году, а второй попал в плен, затем эмигрировал в Австралию.

Старшая сестра Зины Анна окончила в 1942 году курсы учителей. Ее сразу приняли на работу в Карповскую школ, а средняя сестра Мария закончила 7 классов, и отец отвез ее в рабочий поселок Колывань. Там располагался сельскохозяйственный техникум. Она поступила на отделение «Землеустройство».

Колывань находится в 60 км от Карпово. В первый раз папа вез дочь на лошади, которую долго выпрашивал у председателя колхоза. Необходимо было увезти одежду, постель, обувь. На зимних и летних каникулах сестра Мирия и еще две девушки из соседнего села Эстония приходили пешком. Летом на каникулах шли босые – берегли свою обувь. Одеты были в самошитые куртки и платьица. Но учились неплохо.

Мама бабы Зины в войну работала на разных сельскохозяйственных работах — сенокосе, уборке урожая. Поля, засеянные пшеницей и рожью убирали косилками, а потом вязали снопы.

«Работу выполняли с босыми ногами и без перчаток, поэтому и на ногах, и на руках были ссадины, кровоподтеки. Чтобы кровь долго не текла, пораженные места засыпали землей. Обмолот снопов производился зимой», – рассказала бабушка.

За трудовое участие мама награждена медалью «За доблестный труд во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг».

В школе

Классы были переполнены. Занимались в две смены. В школе было очень холодно, зимой сидели на уроках в верхней одежде. На переменах детям разрешалось больше двигаться, чтобы они могли согреться.

Бабушка Зина рассказала: «В коридоре поднималась сильная пыль. Плохо было со школьными принадлежностями. Не было ни тетрадей, ни чернил. Последнее делали сами из свеклы и сажи. Пузырьки для них было очень трудно достать. Они были не устойчивые, часто падали и разливались по парте и по школьным принадлежностям». В тот год в школе вообще не было учебников. Один букварь на весь класс – никакой бумаги, поэтому где-то брали старые книги и писали между строк.

Дети часто пропускали занятия, потому что были плохо одеты и быстро заболевали. Иногда приходилось бросать школу, поскольку не в чем было туда ходить.

Работа отца

Тракторы в бригаде были старые и, так называемые, колесные — заводились шнурком или веревкой. А работали на тракторах женщины после прохождения курсов трактористов. «Естественно, у женщин-механизаторов не было больших знаний и, тем более, никакого опыта. Трактора ломались, запчастей не было, а задания по вспашке или посеву доводились очень большие. И вот наш Дмитрий Тимофеевич не успевал помочь одной трактористке, как приходит со слезами другая. И так сутками он был в поле или в мастерской чтобы помочь организовать ремонт тракторов», – рассказала про своего отца, моего прадеда, Зинаида Дмитриевна.

Ремонт тракторов и летом и зимой шел под открытым небом или в неотапливаемом помещении. Женщины, а в большинстве это молодые девушки, часто обмораживали не только руки, но и лицо.

Через несколько лет после войны многие из них вспоминали, как трудно было работать на такой технике не только им, но и бригадиру. Маленькой Зине они не раз говорили: «Ох, сколько маялся твой отец с нами в войну!»

Мужественность

По словам бабушки, ее папа был добрым и трудолюбивыми человеком. Евдокия Спиридоновна, жительница села Карпово, рассказывала: «Мы были на лесозаготовках в лесу. Мужчины пилили деревья, а девушки обрубали сучья. Вечером приходили в избушку, спали на соломе и хвое. Но однажды пришли все в мокрой одежде и никак не могли согреться. Легли спать, думали друг о друга согреемся. Но нет. Ни один мужчина не встал кроме дяди Мити. Он всю ночь поддерживал костер. Мы потом согрелись и уснули. А он все смотрел за огнем. А утром на работу...»

Производительность

За годы войны обветшали и жилые дома, и надворные постройки. Поэтому к прадедушке шли женщины и со слезами просили о помощи в ремонте дома или сарая. И он старался всем оказать помощь.

«Папа, как тогда говорили, был удалым мужиком. Он шил вручную шубы, тулупы, зипуны, шапки, рукавицы из самодельных овчин. Люди шли к нему постоянно. Но принять заказ от всех он не мог, потому что выполнял эту работу ночью. Придет с работы поздно, уставший. Поест, ляжет, немножко передохнет, а потом садится за стол и шьет. Иногда до утра. Как он иногда говорил, что в это время ему даже лучше было работать, так как никто не мешал, – поделилась воспоминаниями бабушка Зина.

В баню по очереди

Бабушка рассказала, что в войну на всей улице, где жила ее семья, осталась только одна баня – та, что у них. И люди, начиная с четверга и до воскресенья, устраивали очередь на баню. В день ходили по три-четыре семьи. Чередовали так: кто в этот раз топит первый, в следующий раз будет последним. «Ведь первому сложнее, нужно больше дров и кизяков», – вспомнила бабушка. Топливо было большим дефицитом. Жилые помещения отапливались плохо, в домах было очень холодно. Двери замерзали, покрывались наледью и не закрывались. «Часто женщины приходили и обращались к папе за помощью, чтобы он обрубил лед с дверей и помог ее закрыть», – поделились Зинаида Дмитриевна.

Сейчас сложно представить такую жизнь, но все воспоминания наших родственников, показывают, что их путь был действительно нелегким. И сражаться с голодом, холодом, работать на износ и постоянно жить в ожидании писем с фронта было так же сложно, как биться на поле боя.

Милена Вольф, 9 класс, школа №107

История жизни одного человека

В нашей семье чтится и помнится подвиг. Мой прадед по папиной линии ушел на фронт, у него за несколько лет до начала войны родился сын – мой дедушка Владимир Петрович Мартышкин.

Дедушка Вова родился и вырос в Краснощековском районе Алтайского края, он работал строителем до самой пенсии. Сейчас живет рядом с нами в Поспелихе. Я очень люблю приходить к ним с бабушкой в гости и слушать рассказы об их жизнь. У дедушки есть какая-то особая манера рассказывать истории, хоть я их все слышала уже не раз, но все равно интересно, будто узнаю что-то впервые.

Попробую рассказать так же красноречиво, как он, историю его жизни. В конце 1939 года в маленьком селе родился замечательный человек – Владимир Петрович Мартышкин. Он ребенок Великой Отечественной войны. Его папу, моего прадедушку Петра Семеновича призвали на фронт в 1941, а дедушка со своими мамой и братом остались в селе.

Родители Владимира Петровича работали в одном из подразделений организации «Пищепром», которая находилась в селе Сузикова мельница. В этом селе дедушка и провел свое детство во время войны. Мама Владимира Петровича работала кладовщиком на мельнице. Семья жила в маленьком доме. В тесноте, да не в обиде. Вместе уживались бабушка Владимира Петровича, две ее дочери и два внука. По рассказам дедушки, летом в военные годы они ходили к реке и собирали разные вкусные травы.

Когда война закончилась, в 1946 году к ним вернулся деда Петя, они собрали вещи и на телеге поехали до Алейска, затем на поезде до Новосибирска, оттуда в Москву и конечной точкой стала Германия. Там в городе Магдебург дедушка пошел в первый класс, а его брат Гена во второй. Дети там были около полугода, жили в семье мастера спорта по велогонкам Пауля Шмидта.

Дедушка часто вспоминал, что на территории школы, в которой он учился, стоял дуб, который они вчетвером не могли обхватить. Когда маленький Вова ехал обратно домой, он сравнивал дубы, которые видел на дороге с тем, что видел в Магдебурге.

Еще одно яркое воспоминание из детства дедушки: «Саперы обнаружили неразорвавшиеся снаряд и движение на улице было перекрыто, нам с братом пришлось в школу идти пешком. Хорошо, что с нами был мальчик, который уже знал город и показал дорогу. На урок мы опоздали, но учитель все понял и пустил в класс», – рассказал дедушка.

Обратно на Алтай они возвращались в товарных вагонах, когда проходили через Польшу, деда Петя вышел на станции и отстал от них. Только к концу дня ему удалось их нагнать.

Затем они жили в Краснощеково, дедушка там окончил школу, уехал учиться в Новосибирский строительный техникум, потом был призван в армию. По распределению попал в город Красноярск, но служил в Казахстане на станции Жанаарка. Там он и познакомился со своей будущей женой Надеждой Николаевной Иконниковой.

После службы дедушка работал в Краснощеково, а в 1974 году переехал в Поспелиху и перевез сюда жену и троих детей .

В Поспелихе Владимир Петрович работал на автобазе руководителем, А потом получил должность в Администрации нашего района, дальше была работа на угольной базе.

А еще в нашем селе Владимир Петрович построил мою школу, детский сад «Рябинушка», здание магазина «Мария-ра» и многое другое, в основном он возводил жилые дома, но также и складские помещения, банки и другие здания.

С 2007 года дедушка вышел на пенсию. Сейчас он живет в селе Поспелиха Алтайского края, у него трое детей, четверо внуков, три внучки, четверо правнуков и две правнучки. В декабре ему исполнилось 80 лет.

Екатерина Мартышкина, 8 класс, Поспелихинская СОШ №4, с.Поспелиха

Шел солдат под пулями

Мой прадедушка Григорий Павлович Ивлев оказался на фронте в самом начале Великой Отечественной войны. Он был артиллеристом, разведчиком, солдатом в пехоте – иными словами воевал там, где нужен был больше всего в тяжелые моменты. Военные действия не раз оставляли его на волосок от гибели, но он преодолевал каждое препятствие и не отступал, пока не дождался полной и безоговорочной победы.

Этот текст написан по воспоминаниям моей бабушки Марии Григорьевны (дочери моего прадедушки) и моего дедушки Ивана Васильевича. Меня удивило то, что они помнят даже маленькие детали о жизни Григория Павловича или, как называют его в семье, «деда Гриша».

Григорий Ивлев родился в 1911 г. в селе Загайново Алтайского края и жил там до 1929-го. Когда началась коллективизация, многие «посбегали» со своих родных деревень, как говорит мой дедушка, и прадед уехал в Восточную Сибирь. Там молодой Гриша устроился работать на шахту. Затем оттуда он снова переехал, на этот раз уже в Барнаул – стал строителем железной дороги «Барнаул-Алматы». Когда дорога был построена, на дворе стоял 1937 год. И прадед вернулся в Загайново.

После возвращения в родное село, мой прадедушка первое время работал почтальоном, но в скором времени его избрали председателем местного колхоза «Пятилетка». А летом 1941 года забрали на фронт. Он проделал большой путь: от Славгорода, где формировались дивизии сибиряков, до Сталинграда. «Сталинград – это самый огонь и самое пекло. Жуткие бои. После Сталинградской битвы он по восточной дороге прошел через весь Крым, а затем освобождал Румынию и Левобережную Украину. Он дошел и до Германии, где тогда война фактически закончилась. Ему удалось пройти через все годы войны!» – вспоминает мой дедушка.

Бабушка также рассказала, что в Румынии деда Гриша работал в конной разведке и был там ранен. По ее словам, прадед ехал с фашистской территории с уже выполненным заданием, и внезапно в его лошадь попала пуля, которая рикошетом задела и его. Она прошла по позвоночнику, но в больнице его выходили, и он вернулся на войну.

Затем Григорий Павлович оказался в зенитной артиллерии – он сбивал вражеские самолеты. Когда 9 мая объявили победу, дедушка все еще оставался на фронте – на территории Кенигсберга (современного Калининграда). Там еще продолжалась война. На поле битвы его контузило ударной волной, и он потерял сознание. Пришел в себя только спустя месяц, и уже не смог ничего вспомнить.

Как только все закончилось, в 1946 году, его отпустили домой. Причем до дома он добирался на товарных вагонах, и это заняло очень много времени. Вообще, как говорит Иван Васильевич, с войны в деревню вернулось не больше 15 человек, включая прадедушку, а забирали около 200 солдат. По возвращении прадед работал председателем колхоза в селе Калиновское, которого сейчас уже не существует, а затем строителем. Кроме этого, он отучился на шофера и тракториста. Тогда это было редкостью, ведь люди привыкли к лошадям.

Пока глава семейства был на войне, его жена Ивлева Анастасия Евдокимовна (все называли ее Тасей) трудилась в колхозе и заботилась о детях. По словам моей бабушки, она работала бригадиром и звеньевой на кирпичном заводе в Загайново, была «большим» человеком. «Я всегда бежала на гору, откуда шла мама и ждала, когда она принесет мне кашу: повар из бригады накладывала ей тарелку каши, а она всегда ее прятала и отдавала нам, детям. А повар говорила ей: «Не прячь, Тася, я и детям тоже налью. А то у тебя сил не останется». А детей в семье было пять.

Григорий Ивлев прожил 86 лет. В последние годы своей жизни на его родине местные жители окружали его особенным почетом: приглашали в школы, где прадед рассказывал ученикам о своих тяжелых военных годах. В районном музее поселка Тальменка находится экспозиция с портретом Григория Павловича и описанием всего его военного пути.

Софья Второва, 10 класс, школа №127

Военный билет

С детства нам рассказывают о страшной войне, которая принесла горе каждой советской семье. Нам показывают фильмы, фотографии, мы читаем книги, но это все никогда не передаст того ужаса, который испытывали наши родные. Сейчас я держу в руках военный билет моего прадедушки. По коже – мурашки.

11 июля, 1925 год. Украина, Кировоградская область, Златопольский район, село Добровка. На свет появился Петр Игнатьевич Демиденко, мой прадедушка. По рассказам моих родителей, он был не очень разговорчив, поэтому о его детстве ни они, ни я не знают почти ничего.Только то, что у него было пять сестер и братьев, и еще он окончил семь классов. В учебниках истории пишут о страшном голоде в 1930-е годы во всей Украине, поэтому, подозреваю, что у прадедушки было трудное детство.

Сейчас мне почти столько же, сколько было Петру Игнатьевичу в 1941 году - совсем юным он увидел войну, но на фронт попал не сразу. Только 6 февраля 1943 года в Кытмановском районном военном комиссариате он был признан годным для строевой службы.

С февраля 1943 года мой прадедушка был курсантом. В марте ему дали в руки винтовку, и в течение одиннадцати месяцев он был самым настоящим снайпером! С февраля 1944 года прадед провел пять месяцев в госпитале из-за ранения, а с июля был снова в строю, но уже автоматчиком, с августа – пулеметчиком целый год. Затем его снова серьезно ранили, и он 8 сентября 1945-го попал в госпиталь на лечение. Уже потом старые раны не давали покоя и прадеду ампутировали ногу.

«С этими крысами тыловыми…»

Петр Игнатьевич никогда не говорил о войне, он не рассказывал истории с фронта, а когда показывали военные фильмы - уходил.

Мой дядя Гена, тогда ему было лет пять-шесть, несколько раз ходил на парад Победы вместе с прадедушкой. Дядя замечал, что Петр Игнатьевич не общался с местными орденоносцами, не праздновал победу с другими ветеранами, и тогда он спросил: «Дед, а почему ты не вместе с ними?» – прадедушка ответил: «Я с этими крысами тыловыми, которые увешаны юбилейными медалями, водиться не собираюсь».

Следующий вопрос, который задал дядя, мне кажется, был для прадедушки душераздирающим: «Дед, а почему все в медалях, а у тебя – ни одной?». Петр Игнатьевич ответил не сразу.

Вечером, после парада, прадедушка рассказал: когда он был ранен в последний раз, мест для эвакуации не было, и тогда друзья привязали его к железнодорожной цистерне, завернув в кошму, чтобы отправить в тыл, в госпиталь; когда прадедушка очнулся, у него не было не только орденов и медалей, но и даже одежды…

Сейчас, по данным архива, Демиденко Петр Игнатьевич награжден Орденом Отечественной войны I степени. Он был отважным бойцом, об этом говорят не только родные, но и его военный билет.

К сожалению, я никогда не видела прадедушку – 31 августа 1986 года его не стало – но внутри себя чувствую непередаваемую гордость, когда говорю и даже думаю о нем. Он – герой не Советского Союза, он – герой нашей семьи!

Анфиса Алехина, 11 класс, Лицей №130 РАЭПШ

Мой прадедушка – герой

Июнь 1941 года. Начинается война. Мой прадедушка, тогда еще 16-летний парнишка, изо всех сил рвется на фронт. Много раз он приходит в военкомат, но его отправляют обратно. «Нужно подрасти», – отвечают ему. Но все-таки он смог добиться своего и в 17 лет отправился добровольцем на фронт.

Николай Николаевич Липезин родился 9 мая 1925 года в селе Калманка в обычной крестьянской семье. Получив начальное образование в школе, он помогал своим родителям, работал в поле и лесу.

Когда началась война, прадедушке было всего 16 лет, но сердце его рвалось на фронт. В военкомате ему много раз отказывали из-за того, что он был слишком мал. Но все-таки он сумел добиться своего и через полтора года отправился служить в «Будапештскую дивизию ордена Кутузова».

С августа участвовал в боях за Мелитополь в составе 101 гвардейского истребительного полка, где получил тяжелые ранения. Проведя полгода в госпитале, прадедушка снова уходит на войну.

В мае 1944 года участвовал в прорыве на Днестре, где совершил свой главный подвиг. Выдержка из наградного листа: «Во время прорыва обороны противника, будучи в составе группы разграждения, которая имела задачу проделать проход для танков и пехоты в противотанковом минном поле и в двух проволочных заграждениях, ефрейтор Липезин лично снял 27 мин и проделал один проход в проволочном заграждении. Выполнив задание, группа разграждения начала отход с нейтральной полосы, в этот момент был ранен командир отделения, ефрейтор Липезин вытащил его с поля боя и спас ему жизнь».

За этот подвиг Николай Николаевич удостоен ордена «Красной Звезды». Прадедушка рассказывал моей бабушке о том, как опасно и тяжело было на войне: «Страшно сначала идти в атаку, но через мгновение ты уже ничего не помнишь. Либо бьешь ты, либо бьют тебя». Он укрывался рядом с такими же, как и он сам, молодыми ребятами. «Немцы бомбят так, что головы поднять нельзя», – вспоминал прадедушка.

Николай Николаевич прошел всю войну. Участвовал в освобождении Венгрии, Румынии и Австрии. У него много боевых наград: медали «За взятие Будапешта», «За освобождение Вены», «За победу над Германией» и другие.

После войны он работал лесником в Бобровском лесничестве. Воспитал четырех дочерей. Моя бабушка вспоминает: «Война не ожесточила его. Отец был добрым, ласковым и трудолюбивым человеком. Он не очень любил вспоминать про войну, а если и рассказывал, то в словах его было много боли». Николай всегда был примером и на работе, и в своей деревне. Он умел делать все: мог построить дом, ухаживал за огородом, садом и всегда давал дельный совет.

Прадедушка часто болел из-за ранений, полученных на фронте. 16 лет назад его не стало. Тогда я была совсем маленькой, поэтому плохо его помню, но, так же, как и моя семья, всегда с особой гордостью и трепетом думаю и говорю о нем. Прадедушка – пример мужества, храбрости и любви к своей родине. День Победы – особенный праздник для меня и моих родных.

Юлия Старцева, 11 класс, гимназия №42

Нога на три сантиметра длиннее

Я никогда не знала своего прадедушку. Это образ, покрытый пеленой времени и историей совсем другой жизни. За разговорами семья часто вспоминает удивительные истории из его судьбы, а я все еще не верю, что в суровые годы войны люди умели радоваться.

Иван Дмитриевич Сметанников родился 25 января 1920 года в Татарской АССР. Он был еще совсем ребенком, когда его коснулись ужасы Революции и Гражданской войны. На родине у людей забирали все: пшеницу, скот и даже снимали соломенно-глиняное покрытие с крыш домов, ведь животных нечем было кормить. Поэтому отец моего прадедушки всегда мечтал уехать в Сибирь, надеясь, что там не так голодно.

Иван доучивался, когда семья решила переехать. Смысла прерывать учебу не было, поэтому мальчика оставили одного за три тысячи километров от нового места жительства родителей – Алтая. Отец умер через вскоре после переезда, а мать оставалась здесь еще несколько месяцев. Позже она вернулась в Татарстан и ее посадили за пшеницу, которую спрятал под крышей отец.

«В семь лет папа остался один. Его мама Татьяна осталась в тюрьме на несколько месяцев, а маленькому мальчику пришлось побираться. Отца случайно подобрал слепой, вся семья у него уже уехала в Сибирь, а его оставили здесь и жалели всей деревней. Вместе с ним Иван Дмитриевич побирался, пока Татьяну не выпустили. Тогда они и уехали на Алтай. Папа всегда говорил, что «они из России приехали», думал, что вся страна – это там, а здесь Сибирь», – рассказывает моя бабушка, Галина Ивановна.

В Алтайском крае было не до учебы, дальше – призыв в армию на Дальний Восток, а там несколько месяцев на паровозе до Карелии и война. Шестого января 1942 года в 6 часов утра его ранило. Молодые бойцы даже не успели выйти на передовую, когда часть из них лишилась жизни, а остальные отправились на долгие болезненные месяцы в госпитали. Возле танка собрали 25 солдат – нужно было заступать в разведку. Один из летчиков рассказывал о сигнальных звуках, поэтому парни встали очень близко друг к другу. Мимо летали осколки от мин из миномета, но никто не расходился: то недолет, то перелет, зачем уходить, если не попадают? Всего один шаг за танк и Иван Дмитриевич был бы цел. Но война его не спросила. Он лишился левой стопы и мякоти на правой ноге.

Моя бабушка вспоминает слезы отца после войны. Он не знал, кому нужен инвалид в 22 года, не понимал, что делать дальше и как работать. С неподдельным удивлением и вопросом в голове: «Разве здоровье и жизнь человека не так важна, как деньги?» я слушаю историю его тестя, теперь уже моего дедушки, Дмитрия Федоровича. «Раньше за инвалидность давали машины, вот только нога Ивана Дмитриевича была на три сантиметра длиннее нужного. Врачи в больнице предложили отрезать парочку ненужных, на что тот попросил их отрезать себе язык за эти мысли», – спокойно рассказывает он. А я все еще не понимаю, как война могла сделать людей такими черствыми.

Солдат вернулся из госпиталя в Томске в 1942 году. С медициной тогда было туго и протезов или не было, или их никто не выдавал, потому он долго ходил на «деревяшке», подобно пирату. Позже стали давать по одному протезу в год, они состояли из обычного гипса, быстро намокали, поэтому обходиться с ними приходилось очень бережно.

«Колхоз уважал его и знал – с любой бедой к Ивану Дмитриевичу: родственника в больницу нужно везти или скот нечем кормить. Каждый год избирали председателем колхоза, верхом ездить он не мог – протез не давал высоко запрыгивать, так всем колхозом ему смастерили «кошевую», это что-то вроде повозки», – вспоминает моя бабушка.

Прадедушка отдавал работе всего себя, может, знал, как сильно людям нужен сильный лидер и человек, который поддержит в любой проблеме, а может и сам находил в труде спасение. Он не спал ночами и писал огромные тома отчетов за весь год, сидя под керосиновой лампой. Жена тихонько успокаивала детей и просила их не шуметь: чувствовала, как скрупулезно и бережно муж относится к своей работе.

А позже они переехали в Барнаул, и через несколько лет появилось его «дедушкино счастье» – внуки. «Я лежала в больнице, и он часто звонил узнать, каких я хочу гостинцев. А однажды деда Ваня решил ехать за ягодами, взял меня и двоюродного брата Колю, ему было 11 лет. Дедушка боялся за наше здоровье и надел на брата резиновые сапоги по колено и тюбетейку. Я думала, что Коля расплавится», – рассказывает моя мама, Светлана.

За свою долгую и удивительную жизнь он написал книгу и в самом ее начале просил: «Но хочу того, чтобы наши внучата подняли эту книгу и прочитали, чтобы были в курсе как ваши дед и бабушка жили». Еще ребенком он претерпел голод и страх Революции, провел месяцы в госпитале и отдавал всего себя другим, но какими бы страшными не были те годы, он оставил после себя целую историю. Историю, наполненную радостными и не очень рассказами из детства, буднями солдата и настоящего начальника. Историю счастливого и простого советского человека, которая заставляет нас задуматься: «Каким же сильным нужно быть, чтобы улыбаться после войны?».

Олеся Воскубенко, 10 класс, школа №102

Отрывки из книги Ивана Дмитриевича Сметанникова:

Случай из детства (1930 год):

«И вот мы с одним товарищем, его фамилия Слепов Степан, решили обкрасть кооперативный ларечек. Я помню, это был ящик из фанеры и дверка тоже из фанеры. В этом ларьке продавали ручки, перья, кисточки, то есть школьные принадлежности. Степан был старше меня на два года. Он меня подговорил, и я согласился с ним. В это время мне было 10 лет, Степану 12 лет. Мы тихо открыли дверь фанерную и взяли несколько ручек, и перьев, и денег 2 рубля.

Нас техничка засекла, мы правда убежали домой. А вечером было родительское собрание, за нами послали исполнителя. В это время население дежурило при Сельсовете по очереди. Вот этого исполнителя послали за ним. Я был дома, но родителями не сказал о своем преступлении. Мы были дома двое с матерью. Смотрю в окно, исполнитель идет к нам. Я быстро оделся и вышел в сенки и спрятался за дверью. Когда он зашел в комнату, я быстро убежал под крышу скотного двора и спрятался в сени. Слушаю, они вышли с матерью, она ему говорит: «Как он тебе не встретился в сенках?». Они постояли во дворе, он матери все рассказал об нашем преступлении и ушел.

Мать долго стояла. Я немного в сено залез и наблюдал. Она несколько раз окликнула меня, чтобы я подошел к ней, но я лежал, молчал. Дело было зимой. Холодно. Потом смотрю, мать ушла в избу, я тогда из сеника выбрался, а у нас был другой вход со скотного двора назады. И этим выходом вышел и ушел к соседям, к Сивцову Ворику. А там оказался Слепов Степан, с кем вместе делали дело, я ему все рассказал, что нас с ним ищут.

Стало немного темнеться, мы вышли от Сивцовых они как-то жили не в улице, а в переулке. Переулок был небольшой, когда мы вышли на улицу, вот этот исполнитель, который нас искал, сразу заметил. Мы конечно наутек бежать в разные стороны, но я был поменьше Степана, конечно, этот исполнитель сразу за мной. Я вбег в огороды, тут была дорожка пешеходная и меня поймали, повели в школу. Когда поймал исполнитель, мне поддал. Правда, я вот забыл, как звать исполнителя, но он бедный был весь мокрый, упрел, пока догонял. Когда привел меня в школу, оказывается, поймали и Степана Слепова. Конечно, без слез не удалось. Посадили нас рядом обоих, но мы долго оба молчали и все плакали. «…» Обсудили наш поступок, заставили нас внести деньги по 1 рублю в кооперативный ларечек. Дома было наказание другое, по всем правилам».

9 января 1942 года

«Я не знаю, как меня принесли в палату, но ребята мне после рассказали, что меня принесли на носилках и оставили. Потом, через некоторое время, пришли два санитара, хотели унести. Ребята спросили, куда, они сказали, вроде со мной все. Ребята ждали, они сказали: «Если умрет, то пусть умирает здесь, в палате», и они (санитары) оставили в палате.

Я не знаю, сколько я пролежал, но стал разговаривать. Смотрю, ко мне подошли ребята, стали меня спрашивать, я им рассказал, кто я и откуда я. Тогда они позвонили (медиками), пришли санитары и меня положили на койку. Ребята мне потом рассказали, что меня хотели из палаты унести. Я, конечно, ребят поблагодарил, да и до сих пор я благодарен этим солдатам. И вот я так был слаб, что да не мог их фамилии записать».

Юмашев Павел Петрович

Хочу поделиться открытиями, связанными с судьбой моих дедов-фронтовиков. Нет, ничего экстраординарного я не напишу, никаких опровержений и переворачиваний прежних представлений об истории Великой Отечественной – мои открытия сугубо внутреннего пользования. Совершенно необъяснимо, почему, запомнилась фраза, сказанная мимоходом мамой, когда мне было сколько-то не очень много лет: «У дедушки зуб заболел, к стоматологу пошел: боится. Ни разу в жизни у стоматолога не был, в этом-то возрасте у него единственное воспоминание о зубной боли – это когда ему немец в рукопашной прикладом зуб выбил». Запомнилось мне это, наверное, благодаря парадоксу: дедушка старый, а у стоматолога не был, а я в свои совсем небольшие лета была уже много раз. Вторая часть парадокса дошла до моего сознания уже в зрелые годы, буквально недавно: мой деда Вася, старенький, тщедушный, немощный и – рукопашная схватка с немцем!?!?!? И коли мой дедушка с войны вернулся, значит, из той схватки победителем вышел он!? Значит, он своими руками убил человека!? Безусловно, тот факт, что он вернулся, говорит о том, что убил он не одного человека. Но дедушка был минометчиком, и убивать из миномета – это одно, а вот так руками… Это как? Он его задушил? Или разбил голову о камень? Или что? Как это было? И что было после этого с дедушкой? Я понимаю, что помню дедушку таким, каким он был уже через 30 лет после войны. И тридцатью годами ранее он был, конечно же, совсем другим. Но на Поддубного или Валуева он никогда не был похож, а рост или ширина плеч сильно-то не изменились. Относительно недавно дошел до меня смысл и еще одной фразы, сказанной уже самим дедушкой Васей. В свои 8-10 лет я постоянно приставала к дедушке с просьбами рассказать о войне, дедушка отмахивался, говорил, что ему не хочется ее вспоминать. И как-то сказал, что был уверен в том, что в живых не останется: «Да если б мне кто-то тогда сказал, что он выживет, я бы ему в лицо рассмеялся: выжить в этой мясорубке!? Да это дураком надо быть, чтобы в это верить!». Запомнилась мне эта фраза тоже, скорее всего, в силу парадокса, потому что резко контрастировала с тем, что я слышала с экрана телевизора, из динамика радиоприемника – про мужество и оптимизм наших бойцов, про их несгибаемую веру в победу… Наверное, я даже слегка разочаровалась тогда в дедушке, посчитав его малодушным пессимистом. Ну, сформулировала я это в свои детские годы, конечно, не так, но подумала-то про это. И только буквально недавно я как-то вдруг внутренне прочувствовала, что с этим вот ощущением, что жизнь может закончиться в любой момент – сегодня, завтра, через неделю – дед жил не месяц, не два, а целых четыре года. Трудно понять, как с этим можно жить день ото дня, и не просто существовать, а преодолевать, превозмогать и проявлять то самое сакраментальное мужество. В войну у деда было немало поводов для этого мироощущения, но и после войны оно его, видимо не оставило. Дед воевал под Ленинградом, его часть прикрывала дорогу через Ладожское озеро. Помню, дед говорил, что дорогой жизни Ладогу назвали уже после войны – в книгах и газетах, а те, кто был там, звали ее дорогой смерти, потому что каждый день видели именно это. Будучи раненым, дед попал в плен, оказался в фашистском концлагере. Мне, досаждавшей ему расспросами про войну, он говорил, что там люди гибли каждый день. А вот про то, что концлагерь освободили не советские войска, а союзники, мне рассказала уже гораздо позже мама. Было ли это решающим фактором, или деду пришлось бы испытать все то же самое, освободи его соотечественники – трудно сказать. Но вернувшегося с войны деда буквально затаскали по допросам. Вечером приезжала машина, и его увозили в «серый дом». Утром возвращали домой, и дед шел на работу. Потому что освобождения от работы, естественно, никто не давал. А вечером вновь приезжала машина… И так изо дня в день. Семья деда жила хоть и практически в центре Омска, но в деревянном, деревенском по сути, доме, со всякими там надворными постройками. В те недолгие часы, когда дедушка бывал дома, бабушка – баба Галя – не спускала с него глаз, ходила за ним по пятам. И дважды вынимала его в сарае из петли. По счастью, вовремя. Что нужно было делать с человеком, прошедшим фронт, плен, концлагерь и выжившим вопреки всему, чтобы он решил свести счеты с жизнью!? Кстати, мама говорила, что она полжизни во всяких разных анкетах вынуждена была отвечать, что имеет родственников, бывших во вражеском плену. Из-за этого она не смогла получить ту профессию, которую хотела: при поступлении в Свердловский юридический ее отсеяла мандатная комиссия, хотя первый экзамен она сдала на пять. Еще одно мое «внутреннее» открытие про жизнь и смерть. И про счастье. Вытащила из кармашков фотоальбома две размещенные на одной странице фотографии. На одной бабушка, но уже другая моя бабушка – баба Нюра, тогда еще тридцатилетняя колхозница Нюра, проводившая мужа на фронт и оставшаяся с двумя детьми. На фотографии справа от нее моя тетя Наташа, ей там года четыре. А слева мой папа, ему около двух – он там младше, чем мой сын сейчас. На обороте корявая, трогательно наивная надпись: «На долгую и добрую память Паше от жены Нюры и от дочери Наты и от сына Вовы Юмашевых». В нескольких коротких строчках несколько ошибок: не довелось крестьянке из омской деревни Подгородка получить сносного образования. И вторая фотография. Деда Паша, молодой и красивый, в буденовке. Это тоже маленькое мое открытие: всегда была уверена, что буденовка – атрибут исключительно гражданской войны, а тут – фотография 42-го года. В Википедии прочитала, что вообще-то буденовка была отменена в 1940-м, но кое-где сохранялась до 1943-го. В общем, ситуация узнаваемая. На обороте – тоже надпись, трогательная своей наивной официальностью: «Из Д.В.К. жене Нюре на память от Юмашева Павла Петровича, фото 6-го января 1942 года». Точнее, надписей две, как и фотографий две: они вставлены в один кармашек, одна позади другой – изображено-то на них одно и то же, незачем их обе демонстрировать. На второй фотографии надпись чуть длиннее и еще официальней: «Из Д.В.К. фото 6-го января 1942 года сыну Владимиру Павловичу Юмашеву от его отца Павла Петровича на долгую добрую память. Жди, сын, своего отца домой». С рациональной точки зрения – какой смысл посылать вторую фотографию сыну, которому двумя месяцами ранее исполнился год? Который, естественно, живет вместе с мамой и в отдельной фотографии не нуждается. И что ж такого младенца именовать по имени и отчеству? Я поняла смысл этого благодаря деду Василию, благодаря тому, что он со мной, соплячкой, поделился своим фронтовым мироощущением, своим чувством неизбежности и обреченности. Дед Павел знал, что несмышленыш Вовка станет взрослым, уважаемым Владимиром Павловичем, у него будет своя жизнь, своя семья, свой семейный альбом… Но не знал, доведется ли ему застать это время и спешил (пока жив!) написать сыну туда, в его взрослую самостоятельную жизнь через годы и десятилетия, отсюда и официальность: негоже в разговоре с Вечностью Вовкой да Наткой даже своих собственных детей звать. Наверное, была и третья фотография – подписанная дочери Наталье Павловне. Только теперь не спросишь уже у нее. Но очень хотелось деду вернуться к детям и жене, отсюда и приписка в самом низу той фотографии, которая Владимиру Павловичу адресована: «Жди, сын, своего отца домой» – мелким, теснящимся почерком: не было под нее оставлено места, рассчитывал дед только посвящение на память написать – сыну на всю жизнь. Но не выдержал, и тесня буквы и лепя друг к другу слова, дописал: «Жди, сын…». Бабушка, когда фотографию посылала, тоже очень хотела и очень надеялась, но сама не знала даже, успеет ли дед получить фотографию, увидеть, как подросли без него дети… И в том, что эти фотографии сошлись на одной странице, вставленные в соседние кармашки на том простом основании, что относятся к одному времени, – такое простое, будничное, незатейливое выражение такого огромного – вселенски огромного, безудержного, невозможного счастья!

Наталья Владимировна Юмашева

Окружко Иван Петрович

Моя прабабушка Евгения Профировна Окружко (в девичестве Кошеленко) родилась в 1916 году в Воронежской губернии. Позже всю семью Кошеленко выслали в Алматинскую область, где они поселились в селе Троицк, недалеко от Талдыкоргана.
Профировну всю жизнь звали Еней. Она была совсем безграмотной, не умела даже подписываться. Еня вышла замуж за Ивана Петровича Окружко (1912 г.р.), шофера полуторки. В 1938 году на свет появилась моя бабушка Нина, а в 1940 году Лида. Люди чувствовали, что вскоре начнется война. Семья Окружко получила заработанные в колхозе зерна пшеницы и замуровала их в подпечнике: опасалась, что детей будет нечем кормить. Ивана Петровича забрали в армию до войны на подготовку. Баба Нина помнит только, как перед отправкой он четыре раза соскакивал с грузовика, целовал их, прощался, просил тестя помочь детям, если сам не вернется. Потом пришло письмо: «28 марта 1942 года пропал без вести». После войны соседи, воевавшие вместе с Иваном, рассказывали: «Мы стояли в какой-то деревне. Немец стал бомбить по грузовикам. Все расползались, кто куда, а он в машину полез. Мы ему кричим: «Ваня! Бросай! Прячься!». А он уехал». Больше его никто не видел.
Во время войны в колхозе работа шла от темна до темна. До рассвета Еня уходила за горную речку Каратал на поле. Маленькие дети оставались полоть огород, где взрослые работали ночью. Нина и Лида пасли свиней недалеко от дома, на лугу. Рядом было озеро. Однажды девочки купались в нем, а тем временем свиньи ушли в огород и поели картошку. Баба Нина рассказывала, что они всю ночь стояли в углу. Она говорила мама: «Я кушать хочу», на что та ей ответила: «Заработаешь – поешь». Так и не простила. Комиссия заходила за налогом, искали заначки: рыли земляные полы, копались в чемоданах со старыми платьями, трусами. Говорили: «Продай и уплати». Еня плакала: «Нечего! Раз надо, отбирайте последнее!, – указала на детей. – Ещё и их заберите!». Носить было нечего, в огороде выращивали лен, из него зимой и шили одежду. Еня потом всю жизнь просила никогда не выкидывать тряпочек, ведь во время войны они распускали их и скручивали в нити.
Матрасы набивали камышом. Газеты заменяли шторы. Мыло варили сами из погибшей скотины. Ели картошку и кукурузные лепешки, которые сильно крошились в руках. Еня всё говорила: «Вот бы дожить до хлеба, да наесться вдоволь с водой». Еня прожила 86 лет.
В прошлом году сестры Нина и Лида шли по Новосибирску. На снегу около мусорных баков валялся хлеб. Баба Нина стала его подбирать.
– Перестань! – сказала баба Лида, оттягивая за локоть сестру.
– Забыла? – баба Нина со вздохом продолжала собирать хлеб. – Хоть бы в целлофанку сложили и подвесили, люди бы шли, забрали собачке.
- Хватит меня позорить!
- Дура.

Катя Карзова

Анна Ульяновна Фомкина

Так уж вышло, что о моих прадедушках известно крайне немного. Кто-то из семьи ушел, про кого-то просто ничего не помнят. Поиски родственников, участвовавших в Великой Отечественной войне, тоже результатов не дали. Во многом потому, что о самих родственниках ничего не известно.
Поэтому я хотел бы рассказать про свою прабабушку. Она работала в тылу, наравне со взрослыми, хотя была младше большинства детей, занимающихся сегодня в газете «Сами». И это ее подвиг.
Жила она в Романовском районе, в поселке, которого больше нет. Не знаю точного названия, но все называли его Коммуна. Война началась, когда Ане исполнилось 15 лет. Учебу сразу пришлось бросить. Работали со сверстниками в бригаде, как вспоминала прабабушка, там и ночевали. Обуви не было, босиком вязали снопы в поле даже тогда, когда выпал первый снег. Натерпелись.
Прабабушка не раз рассказывала мне историю, как ее отправили за топливом в Алейск с парой бычков и охапкой сена. Расстояние до Алейска – километров 190. Быки слабые, тянут тяжело, поэтому всю дорогу пешком. Когда наступили холода, Аня ехать отказалась – не было штанов. Бригадир выдал штаны. Прабабушка вспоминала, что это было большое счастье, у нее теперь были собственные штаны. Правда после поездки бригадир потребовал их обратно.
В одно из таких путешествий к Ане напросилась попутчицей женщина и заплатила за это, несмотря на то, что почти весь путь она прошла пешком. На эти деньги Аня купила брату штаны, которые он вспоминал до конца жизни.
Время было непростое, но прабабушка Аня вспоминала о нем очень спокойно и говорила, что после него жизнь тоже непростой была: дети умирали, муж умер молодым, оставив ее с четырьмя ребятишками на руках. Однако, было легче. Или просто привычно.

Максим Рязанов